Курсив у автора.
Для их блага (фр.). – Ред.
Это, впрочем, тоже кажется мне не вполне основательным. Г-н Пирогов с некоторым пренебрежением отзывается о моей заметке по этому поводу. «Некоторые рецензенты, – говорит он, – без дальнейшего размышления хотели заставить нас думать, что мы наказываем также розгою и оскорбления товарищей за веру, хотя в наших правилах нарочно прибавлено к этому проступку слово «фанатизм», в скобках. Мне кажется, что ни один воспитатель не вздумает искать фанатизма в глупых выходках учеников низших классов, то есть детей 10–12 лет, против товарищей не одной с ними веры, а телесное наказание дозволяется только в этих классах. Так можно исказить все, желая видеть одно худое и не понимая смысла или притворяясь, – что не понимаем» («Воспитание», III, стр. 118). В самом деле – я был злонамерен и глуп… Ни один воспитатель, благодаря бога, таков не будет… А впрочем – посмотрите, что же это такое… Вот № IV того же «Воспитания»; тут напечатано окончание «Отчета» г. Пирогова; на стр. 213 г. Пирогов, сам же г. Пирогов, – пишет: «Недосмотр в редакции сделал то, что наказания, определенные правилами за оскорбление за веру – не только были перетолкованы воспитателями, но вменены нам даже в преступление некоторыми журналами». Значит – не я один подумал, что «Правила» велят сечь за фанатизм? И между воспитателями нашлись такие? Как же после этого г. Пирогову могло казаться, что «ни один воспитатель» и пр. (см. выше)?.. Правда, впрочем, что воспитатели, предполагавшие фанатизм в детях 10–12 лет, должны были быть уж очень плохи… Ведь в гимназиях Киевского округа в первых трех классах бывают только дети от 10 до 12 лет… Однако – как же это… мы помним в «Правилах» общую оговорку, что розга назначается только до 16 лет, а ученики старше 16 лет, хотя бы и в низших классах, наказываются уже не розгою, а увольнением. Значит, в низших классах могут быть ученики и старше 16 лет? В них ведь уж и фанатизм может быть? Да, но это, верно, сказано только на всякий случай, в действительности же вовсе не бывает… Да, впрочем, вот, в том же III № «Воспитания», где так презрительно сказано о моем – либо тупоумии, либо неблагонамеренности, – тут же, на стр. 113, указаны самим г. Пироговым лета некоторых наказанных. Вот, например, один ученик подольской гимназии – 19 лет… Что же это?.. Он должен был находиться в 3 классе 15 лет?.. Нет, он, вероятно, перешел из 3 в 4–12, а потом в каждом классе сидел по два года… Вот другой – ученик 5 класса, 18 лет… Этот же как? Если он в 4 и 5 сидел по два года, а все-таки в 3-то был уже 14 лет… Ну, уж это я не знаю как… А вот еще – ученик немировской гимназии 1 класса, 13 лет… Значит, скольких же лет будет он в 3 классе – 12 или 15? Нет, едва ли не напрасно г. Пирогов так свысока отзывается о непонимании рецензентов… Просто признаться в просмотре – было бы, вероятно, благоразумнее, – а то ведь вот я и не утерпел, чтобы не вывести новых недосмотров – на этот раз уже прямо самого г. Пирогова. Оскорблять я никого не хочу, но не могу выносить, когда сваливают что-нибудь с больной головы на здоровую.
Кстати здесь замечу еще о стихотворении, в котором осмеивалось сеченье за фанатизм. Признаюсь, я принимаю на себя полнейшую за него ответственность, потому что предмет стоил такого осмеяния, и в этом случае малодушно было бы удерживаться даже уважением к такой личности, как г. Пирогов. А кто знает, может быть, эти стихи, вместе с моими нападками, и послужили еще к разъяснению дела для тех воспитателей, которые перетолковали положение «Правил». Г-н Драгоманов толкует, будто стихи заключают тот смысл, что «присуждение розог советом установлено Пироговым для большей торжественности церемонии, а не для ограничения произвола». Ну, так ведь вольно ему так толковать…
Вообще моим обвинителям не мешает заметить, что замечания моей статьи не были серьезно опровергнуты никем, а подтверждений, напротив, получили довольно много. Крича против моей непрактичности и легкомыслия, они забывают это.
Непреодолимо (фр.). – Ред.
Из басни И. И. Дмитриева «Чижик и зяблица» (1793).
В 1861 г. Н. И. Пирогов был вынужден оставить пост попечителя Киевского учебного округа из-за враждебного отношения к его деятельности со стороны местной киевской (генерал-губернатор князь Васильчиков) и петербургской администрации, в том числе самого царя.
Добролюбов с мая 1860 по июль 1861 г. находился за границей на лечении.
Добролюбов цитирует фельетон «Заметки праздношатающегося», который вел М. П. Розенгейм (ОЗ, 1861, № 4).
Цитируется заметка Е. В. Судовщикова «Пирогов и «Современник» (ОЗ, 1861, № 6).
Цитируется статья М. П. Драгоманова «По поводу заметки о Н. И. Пирогове в № 4 «Отечественных записок…» (Русская речь, 1861, № 54).
См. примеч. 13 к статье «Всероссийские иллюзии, разрушаемые розгами» (наст. т., с. 679).
Речь идет о рецензии на «Собрание литературных статей» Пирогова и «Речи и отчет, читанные в торжественном собрании Московской практической академии…», в которой Добролюбов противопоставлял принципиальную и твердую позицию Пирогова в вопросах воспитания (в частности, безоговорочное отрицание им телесного наказания) поверхностному педагогическому «либерализму»«инспектора практической академии М. Я. Киттары (Совр., 1859, № 2; см.: IV, 201–212).
Н. Л. Миллер-Красовский – педагог-рутинер, проповедовавший, в частности, «благотворное» воспитательное действие пощечины (см. примеч. 16 к статье «Всероссийские иллюзии…» – наст. т., с. 680).